В Шломо Арци я влюбилась без памяти 13 лет назад – вот как приехала в Израиль, так и влюбилась. Ходила по улицам с плеером и в наушниках и слушала до умопомрачения. Ксерила тексты с дисков, а дома сидела и разбирала со словарем. По песенкам я и французский выучила, и иврит – патент имею. Правда, выучивши иврит, к песням Шломо поохладела именно что из-за текстов. Рифмы черт-те какие, слова, впихнутые туда, куда они не впихиваются, бессмысленные куски текста типа набор слов обыкновенный – и все это на фоне ну очень серьезного отношения к самому себе. Короче, разлюбила я Шломо Арци, а полюбила, напротив, Мати Каспи и Юдит Равиц.
И тут вдруг – концерт. И вдруг – так хорошо! Выскочил Шломо на сцену, в джинсах и простой черной рубашке, сразу начал петь – причем все песни не в привычных обработках, а вариациях на тему. Группа из 8 человек была весьма хороша: сначала казалось, что слишком громко играют, но со временем уши попривыкли. На заднике сцены – круглый экран, как окошко иллюминатора, а по бокам – два обычных экрана. На боковых – съемка вживую, на круглом – видеосопровождение, не без вкуса сделанное. Например, когда солировал барабанщик, его изображение на экране перемежалось с изображением неизвестно откуда взявшегося африканца с таким же барабаном. В песне про луну на круглом экране была круглая луна с ее рельефом, а на боковых – наш натуральный месяц с неба фермы Ронит.
Шломо хохмил, острил – все в меру, поливал себя водой на сцене, расхаживал по залу (с трудом спасла из под его ног стакан с соком), присаживался среди зрителей (все это – во время исполнения песен), кого-то погладил по головке, к какому-то старику трогательно обращался с песней, адресованной девушке, совал микрофон нашему большому начальнику (таки заставил спеть пару фраз), объяснял ему, что такое метафора, интересовался, всегда ли мы устраиваем концерты в коровнике. Аплодировать после песен не давал – сразу начинал новую.
Зал подпевал с любого места. Скоро часть народа скучковалась в нескольких местах и начала танцевать. А я сидела и вспоминала все эти 13 с половиной лет, прожитых в Израиле. Для меня всегда музыка, песни – это как кусочки янтаря с застывшими в них ароматами, картинками и эмоциями выхваченных из забвения мгновений жизни. В зависимости от звучащей песни в кадре появлялись то длинная дорога к ульпану в Реховоте, то шоссе Тель-Авив – Иерусалим, то страшные дни апреля 2002 года. Потом вспомнился совсем уж смешной кусок моей жизни – когда в 1989 году мой первый (или второй?) учитель иврита в Москве
dolboeb разбирал с нами песню תרקוד ... И еще стало понятно, что если Шломо Арци сам так хохмит над своими песнями, то значит вовсе не так воспринимает себя всерьез, как мне казалось – и что теперь и я буду воспринимать его по-другому.
На обратном пути обсуждали впечатления. Я утверждала, что в музыке Шломо Арци есть такой чисто ближневосточный, точнее даже, израильский колорит (по сравнению, скажем, с Хавой Альберштейн, Мати Каспи и др.), а Л. утверждал, что ни фига, просто весь этот колорит заключен в звучании иврита. Мы оба согласились, что песни у его мелодичные (Л. даже изображал эту мелодичность в воздухе рукой в виде эдакой разухабистой кривой, а я соглашалась, что да, именно так эта мелодичность и выглядит). Но Л. при этом утверждал, что все песни его похожи друг на друга как две капли воды, а я вот никак с этим не соглашалась. Как водится в хороших домах, каждый остался при своем мнении.
Дома поставила диск Шломо Арци – да, совершенно по-другому слушается после концерта. Оно конечно, у нас есть свои принципы (точность рифм, да, обязательность метафор - конечно) – но если нам кто-то симпатичен, то для него у нас есть и другие принципы :))
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →